Подробности

Категория: Кто сказал, что нужно умирать?

Опубликовано 04.09.2016 07:20

Просмотров: 600

ЗВЕЗДЫ ó ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ

Мысли о жизни, смерти, а тем более о бессмертии не так уж часто отягощают ум нормального среднестатисти ческого человека. И это вполне понятно. Если бы было иначе, такой человек не мог бы считаться нормальным и

Бессмертие: как его достичь и как избежать

среднестатистическим. А чтобы облегчить человеческую жизнь, в психике предусмотрено множество защитных барьеров и предохранителей: все, что выходит за рамки повседневного существования, все вызывающее замеша тельство и раздражение отторгается, вытесняется или, если уж увернуться от контакта с необычным нет ника кой возможности, интерпретируется, объясняется прием лемым для «здравого смысла» образом.
Как я уже говорил в самом начале, естественное со стояние ребенка до первого столкновения с проблемой смерти — это отсутствие самой идеи смерти, ощущение собственного бессмертия. Мыслей и концепций, связан ных с бессмертием, у него, конечно, тоже нет — они и не требуются, ведь все разумеется само собой. «Смерть» — просто слово, абстракция, не имеющая к тебе никакого отношения. Чуждо детскому уму и «бессмертие» как отсутствие «смерти» — то, чего нет вовсе, не может и отсутствовать. Вполне достаточно чистого, не замутнен ного подобными категориями бытия. «Я есть, я не по мню момента, когда меня не было, я буду всегда!»
«Нормальным» я не был даже в детстве. Мне часто снилась смерть. Кроме того, с пяти лет я проводил значи тельную часть времени в больнице и в морге, куда отно сил отцу обеды. Однажды, возвратившись оттуда домой, я в очередной раз задался вопросом, что такое смерть. Первой я озадачил свою мать. Выслушав ее долгое «объяснение» и совершенно им не впечатленный, я только спро сил: «А зачем люди умирают?» Не получив вразумитель ного ответа, лишь отметил внутренне: «До чего же неук люже меня каждый раз пытаются убедить в серьезности всяких нелепых выдумок!» Что ж, мне не стыдно при знаться — я и сейчас считаю смерть второй по величине нелепостью. Второй — после бессмертия.
Поздно вечером, когда мы с отцом любовались звезд ным небом, я поделился своими соображениями. Он дол го и весело смеялся, а потом спросил:
— Как по твоему, звезды — живые или мертвые?
— Конечно, живые. Гляди, как они нам подмигивают! И если долго на них смотреть, то можно почувствовать, что они тоже смотрят на тебя.
— Ну, мигают то они потому, что их свет проходит че
рез воздух.
— Но они же смотрят!
— А дедушка с портрета в гостиной — он тоже на тебя смотрит?
— Да а а... Он ведь давно умер, да? Но все равно он смотрит, только по другому.
— А звезды все одинаково смотрят?
Я почувствовал какой то подвох в вопросе и начал вни мательно вглядываться то в одну звезду, то в другую... Дей ствительно, их было так много, что сначала, при первом взгляде, казалось, будто на тебя разом уставилась огром ная толпа. Как зрители на стадионе. Лишь через некото рое время начинаешь замечать, что зрителей хоть и мно

Бессмертие: как его достичь и как избежать

го, но среди них то тут, то там виднеются изображения, подделки. Как фотография президента в полный рост, в обнимку с которой предлагает сняться уличный фотограф. Или манекены в магазине одежды... Нет, от манекена или куклы другое ощущение — они никогда не были живыми. Манекен не смотрит! Он... как русский спутник, который сейчас медленно пролетел по небу. Или метеорит. Хоть он и светится — там не только нет жизни, но и не было и быть не могло.
Все это пронеслось у меня в голове за какую то минуту.
— Папа, некоторых звезд там нет, там только их изоб
ражения, но они не мертвые, как дедушка, они другие...
Я думал, что отец опять начнет смеяться, но он стал очень серьезен.
— И как же ты это различаешь? — спросил он несколь
ко напряженно.
— Я... их чувствую. Вот тут. — Я положил ладонь на живот. — А потом, если продолжаешь смотреть, то и здесь тоже, но уже иначе. — Я плавно поднял руку до середины лба. — А фотография дедушки или вон та маленькая звез дочка сразу говорят: «Мы не такие, какими кажемся!»
Отец открыл рот и хотел что то сказать, но в этот мо мент в дверях дома в прямоугольнике света возник тем ный силуэт моей мамы.
— Эй, астрономы! Пора чистить зубы и спать!
Больше мы к этому разговору не возвращались. Толь ко много лет спустя я понял, о скольких вещах мы с отцом могли бы рассказать друг другу, сколь многому научиться

уже тогда. А сейчас в моих руках осталось лишь несколь ко тонких ниточек, связывающих нас. Одна из них — его дневник. Но об этом я расскажу позже.